Глеб Бобров - Я дрался в Новороссии![сборник]
Обжигающая ненависть полностью поглотила старика, наполнила его рассудок и душу, вытеснив из них всякую способность чувствовать что-либо кроме желания мстить, и это придавало ему какую-то противоестественную силу. Это уже был не человек, а хищный зверь, который, встретив на своей тропе врага, не думая ни об опасности, ни о боли, ни о том, что враг моложе и сильнее его самого, и враг этот не один, бросался в схватку.
Ещё не успело тело Толстяка упасть, старик шагнул к стоявшему ближе всех карателю и освободившимися руками схватил его за горло с такой силой, что послышался хруст на шейных позвонках. Каратель упал под тяжестью навалившегося на него тела, пальцы Старика впились в его шею мёртвой хваткой так, что уже никто, и даже он сам, не смог бы их разжать.
Каратели, только теперь выйдя из оцепенения, бросились к оружию, тут же щёлкнули затворы и спину старика прошили несколько автоматных очередей. Прострелянная рыбацкая штормовка на дедовой спине протекла негустыми багровыми пятнами, тело старика чуть вздрогнуло и навсегда затихло. Так закончилась его жизнь, как он и хотел: без сожаления и без страха, без повода стыдиться за последние минуты свои...
- Як це? Цей хр╕н старий один трьох поклав? ╤ Стоматолога пришив!╤ Зв╕рюка, а на вигляд не скажеш! Що тепер скажемо? - ошалевши от произошедшего выдавил Альбинос.
- Скаж╕мо, що на диверсант╕в напоролися, там ╕ п╕дстр╕лили його. Гаразд, линяти зв╕дси потр╕бно. - Старший заторопил остальных.
Потом оставшиеся "жовто-блакитные" сначала безуспешно попытались разжать сделавшиеся каменными пальцы расстрелянного старика и сросшиеся с горлом их соплеменника, но, так и не сумев, сбросили труп мёртвого карателя с закончившим свой земной путь дедом Василием в ставшую общей для всех: и жертв, и палачей могилу.
"Освободители", то ли спасаясь от разбушевавшейся непогоды, но, скорее, боясь более оставаться в месте своего злодеяния, наспех присыпали брошенные в яму тела, потом быстро запрыгнули в фургон. Тот кое-как завёлся и, уже не разбирая дороги, зло, беспощадно растряхивая и взбивая погрузившиеся в него остатки группы карателей, скрылся в темноте заглушаемый гулом урагана.
* * *
Только лишь закончилось это страшное действо, всё в природе решительно изменилось. Огромная молния, раскинувшая по провисшему небу свои могучие руки, где-то совсем рядом ударила о землю и тут же всё содрогнулось от оглушительного раската грома. За первым разрядом последовал следующий, потом ещё и ещё. Раскаты грома едва успевали за своей небесной слепящей предвестницей. Одно мгновение - и из туч мощной стеной, словно из прорванных молнией небесных резервуаров, на землю обвалились потоки воды. Всё вокруг сначала вздохнуло, оправилось и будто, воспрянув духом, стало подниматься с колен, хотя ещё только минуту назад вся природа в страхе и беспомощности дрожала от нескончаемых ударов шквалистого ветра. Началась гроза, объявившая миру о появлении новой, могучей силы, способной остановить бесчинство урагана. Не желающий терять власть и признавать своё поражение шквал попытался было собрать остаток своей прежней мощи, чтобы ударить ещё раз по восставшей природе, но он уже был не властен над происходящим. Теперь уж ветер, с таким усердием и злобой нагнетавший грозу, оказался бессильным перед её мощью и вынужден был отступить.
А гроза с грохотом разбрасывала молнии, иссохшая земля уже не успевала проглатывать хлынувший с небес водопад и из воды стали образовываться маленькие ручейки, которых становилось всё больше и больше, и вот уже они стали сливаться в одну большую реку, полностью покрывавшую землю. Воздух очистился от пыли и наполнился живительным, ароматным грозовым озоном. Вдруг захотелось дышать. Казалось, что всё на этой земле бросилось смывать с себя накопившуюся грязь, с которой должно уйти всё зло, ещё недавно заставлявшее дрожать каждый куст, каждое деревце, каждую травинку. В мир пришло и тревожное, и радостное ощущение неизбежности грядущих перемен.
Юлия Сергеева
Донецкое письмо
рассказ
Пишу тебе, сидя на упавшем тополе, среди берёзок, в тетради с берёзками на обложке. Есть в этом что-то, ты не находишь?
В понедельник выхожу на работу. Работу, на которую собиралась никогда больше не идти. Она называется "нет ни времени, ни денег". Но так как время мне сейчас всё равно девать некуда, а деньги хоть на поддержание штанов нужны - иду.
Почти две недели назад меня направили на обучение в Красный Лиман. Это было волнительно, мягко говоря. Вечером накануне вбила в поиск "Красный Лиман": то стреляют, то не стреляют. Поняла только, что ещё больше себя напугала.
Давно я не вставала по будильнику... Сначала кофе, потом всё остальное. Встала пораньше, чтоб успеть сообразить, что я делаю на ногах в такую рань. Домашние ещё спят, поэтому стараюсь метаться по квартире как можно тише. Уже на пороге понимаю, что нужно всё-таки надеть что-то другое - метания продолжаются.
Сажусь наконец-то в автобус. Выглядит всё довольно буднично. А чего, собственно, я ждала? При моей любви к перемещениям в пространстве даже такое путешествие в автобусе - увлекательное приключение.
Крайний раз я уезжала из дома больше трёх месяцев назад. И тоже в Красный Лиман. Там я собиралась сесть в поезд до Ростова. Вырваться в другой мир: где продолжается жизнь, где начался прыжковый сезон у парашютистов, где можно строить планы на отпуск, где можно спокойно купить георгиевскую ленточку. Ты скажешь, что здесь нет никакой логической связи. Да, нет. Просто это то, чего я почему-то оказалась лишена. Я хотела вдохнуть эту жизнь полной грудью и потом вернуться домой - 9 и 11 мая я должна быть дома. Я уже мечтала, как возьму себе чай в подстаканнике, а сахарок оставлю на память. Как буду лежать на верхней полке и наблюдать схождение и расхождение проводов...
Но поезд пустили в объезд: где-то на пути следования взорвали железнодорожное полотно. Кстати, теперь этот поезд вообще идёт в объезд территории бывшей украины. Вместе с остальными пассажирами несколько часов мы пытались сдать билеты. Был там россиянин, у которого в этот день заканчивалось разрешение на пребывание в украине. Были разные люди, каждый со своей историей. Но особенно запомнилась женщина, которая бежала от бомбёжек в Славянске. Она рыдала, практически не переставая, от безысходности и необходимости возвращаться обратно. Не знаю, как сложилась жизнь этих людей, живы ли они.
Тогда я впервые почувствовала, что нас отрезали от мира. А когда вернулась домой, узнала об Одессе. Это было 2 мая.
С местом в автобусе мне не очень повезло: сзади тараторили две женщины, что даже плеер был не в силах их заглушить. Но когда въехали в "зелёнку", стало тихо. Мне даже показалось, что весь автобус напрягся. Наверняка показалось.
На остановке в Яровой обрывки приглашения на референдум. И тут на меня нахлынули воспоминания...
Зима. Киев. Майдан.
Они назвали этот хаос "Революц╕я г╕дност╕" ("Революция чести"). Не понимаю, где в этом балагане усмотрели признаки чести и достоинства? Они превратили главную площадь страны, центр столицы в сумасшедший вертеп. С первого крика "Слава Украине" мне стало всё понятно. Неужели они не знают, что выкрикивают фашистские лозунги? Тогда мы начали терять друзей и родных. Это было больно и непонятно.
Началось стремительное падение моей страны в бездну. Это сейчас я уже почти спокойно об этом говорю. А тогда происходящее казалось непрекращающимся бредом сумасшедшего. И мы терпеливо ждали, когда "перегниёт майдан"...
Крым первым сказал своё "нет". Мы ждали 16 марта. Ждали дня, который должен был нам показать и наш путь. Это был такой праздник, такой подъём и эйфория! Хотелось туда, на площадь, к этим людям со счастливыми лицами. Хотелось разделить с ними их радость. "Крым идёт домой" - подступали слёзы.
Мы начали подготовку к своему референдуму. Мы тоже хотели домой.
Утром 11 мая я с мамой и с сестрой пошли искать палатку для голосования. Мы готовились к тому, что только мы трое и проголосуем. Но мой тихий городок меня удивил: к тому времени, когда установили палатку, уже выстроилась очередь. И я пошла помогать. Несколько часов люди шли практически непрекращающимся потоком. Ни на одних выборах за всю независимость украины такого не было. Это был праздник надежды и веры в то, что мы в силах что-то изменить. Люди гордо говорили своё "Да!" Республике, фотографировались с бюллетенями. Я очень устала. Но это была усталость человека сумевшего хоть чем-то помочь общему делу.
Потом я видела фотографии огромных очередей на участках в других городах, читала впечатления участвовавших в референдуме людей. Мы были горды и счастливы. Нас было много и мы были вместе.
А теперь... лишь обрывки приглашения на референдум на сельской остановке...
